ЧТО ЖЕ ВСЁ-ТАКИ ДЕЛАТЬ? Вторая часть. Возвращение свободы, демократии и разнообразия в Россию. Гипотезы об ограничениях и препятствиях

Напомню, что моя идея про «что делать» очень проста. Во-первых, российская либеральная демократия должна элементарно вернуться в Россию. Сегодня либеральной демократии в России просто нет. Ни в каком виде. Первоначально либеральной демократии не обязательно возвращаться физически, но обязательно – в качестве идеи и проекта лучшей жизни, в виде переченя очень конкретных намерений по поводу этой лучшей жизни. Во-вторых, нужно готовиться к открытию «окна возможностей», для чего нужно многое переосмыслить, многое придумать и многое создать. Смысл наших намерений сегодня – успокоить и обнадёжить российских граждан. Успокоить в отношении нас и наших намерений. Обнадёжить тем, что наши намерения в случае реализации обеспечат россиянам более качественную, чем при Путине, безопасность, большее, чем при Путине, благосостояние, и более разнообразный, и более качественный, чем при Путине, досуг.

Далее речь пойдёт об обстоятельствах, существенно ограничивающих возможности возвращения свободы, разнообразия и демократии в Россию. Важно: эти ограничения существенны, но не фатальны, при желании и настойчивости их можно обогнуть, преодолеть, завуалировать и даже использовать в своих интересах. С моей точки зрения, сегодня очень важно само признание приведённых ниже ограничений и препятствий. Само видение опасности уже вооружает. Одновременно я начну в первом приближении формулировать и некоторые конкретные предложения в перечень либерально-демократических намерений.

Содержание

I. О российском либерально-демократическом патриотизме

II. О путинском большинстве как перспективном электоральном ресурсе российской либеральной демократии

III. Существует ли вариант «либерально-демократического мира» между Россией и Украиной, который бы сохранял хоть какие-то шансы для самой либеральной демократии прийти однажды к власти в России, и не был бы при этом уж совсем неприличным с точки зрения либеральных и демократических ценностей?

IV. Россия с большой вероятностью войну не проиграет, по крайней мере на поле боя. И это хорошо для России, но это создаёт много проблем для перспектив либеральной демократии в России. Что с этими проблемами делать?

V. У российских либеральных демократов нет монополии на послепутинскую Россию, они не являются единственной альтернативой путинской диктатуре. Конкуренция за власть в России после Путина будет невероятной. Какое место в этой конкуренции у российской либеральной демократии?

VI. Идеологемы «демократии», «либерализма», «прав человека» и т.п. утратили в России (и не только в России) свою мобилизующую силу: сами по себе они никого никуда и ни к чему не зовут. В либерально-демократической пропаганде идеологические абстракции должны повсеместно замещаться конкретными намерениями.

____________________

Итак, неприятные для нас, российских либеральных демократов, обстоятельства и ограничения, которые требуют нашего признания, чтобы иметь возможность их преодолеть или нейтрализовать:

I.

Российская либеральная демократия воспринимается большинством российского населения как непатриотическая или даже антироссийская политическая сила.

Сейчас уже не важно, чего в этом «народном имидже» российских либералов и демократов больше: сфабрикованного властями мифа или коллективного опыта россиян. Главное другое: очевиден отказ самой российской либеральной демократии от патриотической позиции и патриотической риторики. Этот отказ, зародившийся ещё в эпоху Перестройки, является тягчайшей стратегической ошибкой и ставит под вопрос саму возможность хоть сколько-нибудь значительного влияния российского свободолюбия на ситуацию в России в эпоху После Путина.

А патриотизм – это просто: Россия - превыше всего, как для американцев - Америка превыше всего, как для французов - Франция превыше всего, как для украинцев - Украина для превыше всего.

С другой стороны, патриотизм – это сложно. Всё может быть патриотическим и непатриотическим одновременно. Патриотизм — это прежде всего умонастроение, инстинкты, акценты.

В политике неважно, как вы понимаете свой патриотизм, важно, как его поймут избиратели, которых вы хотите заполучить. А они, глядя на вас и слушая вас, должны понимать одну простую вещь: интересы России и её народа для вас превыше всего. Вы – за своих, а не за чужих. Если вы российский политик и всей душой жаждете и требуете прекращения Путинской войны, потому что она захватническая, потому что она губит ни в чём не повинных украинцев, потому что она поставила всю Европу на грань большой войны, потому что её осудило всё прогрессивное человечество и поэтому вы приветствуете санкции против России, радуетесь победам украинской армии и потерям российской армии, невзгодам россиян – у вас нет шансов в России. Но если вы российский политик и всей душой жаждете и требуете прекращения Путинской войны, потому что она губит Россию, лишает её будущего; потому что по прихоти, цепляющегося за власть Владимира Путина она, как мясорубка перемалывает жизни десятков тысяч российских мужчин, плодит по всей стране сирот и вдов, как чёрная дыра поглощает бесценные российские ресурсы; потому что будучи захватнической она унижает россиян, превращает их в глазах всего цивилизованного мира в злодеев и захватчиков; потому что россияне тоже жертвы Путинской войны – у вас есть шансы в России.

Российские либерализм, демократия и миролюбие просто обязаны иметь патриотическое измерение, как минимум, в политических намерениях, а ещё лучше - в душе российских демократических политиков.

Это политика, детка. Политика не может быть непатриотической, а демократическая политика – тем более. Демократическая политика – это электоральная политика, а избиратели живут интересами своей семью, своего города, своей страны. Они всегда и везде так живут (обалдеть, в нашей среде это надо объяснять).

II.

Судя по соцопросам и многочисленным экспертным оценкам, ядерный, естественный электорат свободолюбия и демократии в России составляет не более 10-15%, а кто-то считает, что 5-10% («ядерный, естественный электорат» – это совокупность граждан России, для которых свобода, демократия, права человека и т.п. являются реальными, осмысленными, остро переживаемыми политическими ценностями). Такой по объёму электорат к власти на выборах привести не может. В крайнем случае – в качестве равного или младшего партнёра в коалиции с нелиберальными политическими силами. Такое количество сторонников может привести к власти «через улицу» (потенциальную возможность подобного развития событий мы наблюдали в 2011-2012 годах), но потом всё равно придётся электорально подтверждать право на власть. И вряд ли наш электорат существенно увеличится в ближайшие годы, просто исходя из структуры российской экономики и соответствующего ей числа специфических рабочих мест, формирующих неогосударствлённый средний класс, который в современных обществах и является главным потребителем и спонсором свободы и разнообразия.

Вывод из всего этого простой и очевидный: российскую либеральную демократию к власти в России может привести только ЗНАЧИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ СЕГОДНЯШНЕГО ПУТИНСКОГО БОЛЬШИНСТВА, которая не только однажды перестанет быть путинской (что в общем-то более или менее очевидно), но и в силу каких-то обстоятельств поверит в наш проект будущей России, которого у нас пока нет для российского большинства. Эта проблема вполне решаема, было бы желание. Высококвалифицированных людей, способных собрать такой проект, у нас предостаточно, – весь интеллектуальный цвет нации с нами, а не с Путиным и не с «людоедами», за небольшим исключением. Повторюсь лишь, что сами по себе «свобода», «демократия», «права человека» и т.п. мало что значат сегодня для большинства граждан России, а для многих и вовсе – пропагандистская абракадабра, рождённая почти сорокалетним опытом потребления постсоветской политики. Только конкретный перечень простых и понятных выгод, удобств и удовольствий вернёт российскому большинству интерес к нам и к свободе с демократией.

III.

С началом Путинской войны многие из нас думали, что именно мир станет тем нашим предложением, от которого не сможет отказаться путинское большинство и которое ему не сможет сделать Владимир Путин. Однако мир до сих пор, по вполне понятным причинам, не является жгучей потребностью простого российского человека. Но даже если Путинская война и дойдёт когда-нибудь до состояния абсолютной неприемлемости для российского большинства, то мы ведь все понимаем, что если прижмёт, то Владимир Путин предложит и мир с такой же лёгкостью, с какой когда-то «предложил» войну.

Если же после того или иного ухода Путина война против Украины всё ещё будет продолжаться, то у либеральной демократии не будет монополии на требование мира – его будут требовать большинство политических сил страны, включая многих деятелей из ближайшего окружения Путина, оставшихся у власти. Различия будут в условиях мира, то есть, во-первых, в степени решения территориального вопроса (какую часть аннексированных территорий возвращать Украине и на каких условиях); во-вторых, в степени и форме участия России в восстановлении Украины; в-третьих, в степени и сроках отмены западных антироссийских санкций. Российское большинство будет оценивать мир с Украиной по степени его унизительности/неунизительности для России: чем меньше будет морального и материального ущерба России от мира с Украиной – тем больше будет народная поддержка, в том числе электоральная.

Изначально предполагается, что вариант мира с Украиной от российской либеральной демократии будет самым «унизительным» для России, как минимум, с народной/обывательской/простолюдинной точки зрения: возвращение всех аннексированных земель, включая Крым; исполнение всех требований по репарациям; осторожное, постепенное высвобождение из-под санкций. Всё это очень справедливо для Украины и будет приветствоваться мировым сообществом, но очень унизительно для российского большинства, которое как не чувствовало, так и не будет чувствовать не только вины, но и ответственности за Путинскую войну. ВНИМАНИЕ! НЕ ЗАБЫВАЕМ: Я РАССМАТРИВАЮ ЗДЕСЬ НАИБОЛЕЕ ВЕРОЯТНУЮ СИТУАЦИЮ, В КОТОРОЙ РОССИЯ НЕ ПРОИГРЫВАЕТ ВОЙНУ НА ПОЛЕ БОЯ, И Я ИЗЛАГАЮ ЗДЕСЬ НЕ СВОИ ВЗГЛЯДЫ НА ВОЙНУ И МИР, А ПЫТАЮСЬ ПРЕДСТАВИТЬ ВЗГЛЯДЫ РОССИЙСКОГО БОЛЬШИНСТВА В СИТУАЦИИ НЕ ПРОИГРАННОЙ ВОЙНЫ И ТАК ИЛИ ИНАЧЕ УШЕДШЕГО НА ПОКОЙ ВЛАДИМИРА ПУТИНА. Как ни хорош и ни справедлив такой мир для Украины и прогрессивного человечества, но он практически сводит на нет шансы российской либеральной демократии прийти к власти в России или удержаться у неё.

А есть ли вариант «либерально-демократического мира» между Россией и Украиной, который бы сохранял хоть какие-то электоральные шансы для самой либеральной демократии в России и не был бы уж совсем неприличен с точки зрения либеральных и демократических ценностей? Я думаю, есть такой вариант, и не один. Приведу свой. Я, безусловно, профан в вопросах международного права и вообще международных отношений. Но у меня есть правило: если что-то, в чём я не специалист, напрямую касается моих интересов, то я имею полное право разобраться в этом на доступном мне уровне, сформулировать свое мнение и высказать его.

Мой вариант «либерально-демократического мира» между Россией с одной стороны и Украиной с Западной коалицией с другой стороны, но только по трём наиболее важным для меня направлениям:

1. Россия возвращает Украине все оккупированные с 2014 года территории, кроме Крыма.

2. Украина не препятствует переходу в Россию всем желающим жителям оккупированных территорий и обеспечивает безопасность оставшимся. Россия гарантирует всем жителям оккупированных территорий, желающим переселиться в Россию предоставление гражданства, выплату существенных подъёмных, помощь в социализации и трудоустройстве.

3. Россия гарантирует полноценное участие в послевоенном восстановлении Украины в обмен на полную отмену западных санкций. Наиболее деструктивные для российской экономики санкции отменяются сразу же после подписания мира.

Поскольку все три предмета соглашения неимоверно сложны и имеют массу очень значимых нюансов, это скорее принципы урегулирования, а не конкретные пункты соглашения. Вот некоторые уточнения:

Про Крым возможен более мягкий вариант:

• Крым объявляется спорной территорией.

• Судьба Крыма решается в ограниченном по времени переговорном процессе (например, до 3 лет) между Россией и Украиной, при участии тех или иных международных гарантов, имеющие достаточно политических ресурсов для обеспечения своевременного и конструктивного завершения переговоров. США и Китай, например.

• Несмотря на референдум, Крым был несправедливо присоединён к России. Фактически аннексирован. Персоналистский авторитарный режим Владимира Путина вероломно воспользовался, во-первых, временной слабостью Украинского государства в связи с революционной сменой политических режимов; во-вторых, озабоченностью русскоязычного населения юга и востока Украины политической активизацией в 2014 году националистических украинских организаций и их значительным влиянием на новое руководство страны.

• Сегодня очевидно, что подавляющее большинство крымских жителей настроены активно пророссийски: связывают свою судьбу, судьбу своих семей, судьбу полуострова с Россией. Поэтому простое, политически справедливое возвращение Крыма Украине со всей очевидностью будет несправедливым и трагичным для крымского населения. Современное, цивилизованное, гуманное отношение к интересам и чаяниям простого человека не предполагает искупления одной народной драмы другой народной драмой.

• Сегодня необходимо мягкое для жителей Крыма и компромиссное для противоборствующих государств решение крымского вопроса. Вариантов много: совместное правление, раздел, протекторат ООН, выкуп Крыма Россией у Украины… Наверняка, возможны и другие варианты. В настоящее время мягкое решение крымского вопроса – это не только и не столько проблема политической воли сторон, сколько проблема их политико-юридической креативности и способности ответственно относиться к интересам простого человека, далёкого от геополитических счётов между национальными элитами.

Про судьбу жителей оккупированных Россией территорий Украины:

• Мы действительно «в ответе за всех, кого приручили». Нельзя допустить, чтобы жители оккупированных территорий, доверившиеся российским администрациям, пострадали после ухода России с территории Украины, как это случилось после ухода американцев их Афганистана.

• Судьбу оккупированных территорий и их населения, безусловно решают власти Украины, но на некоторый переходный период под обязательным и прямым контролем со стороны войск ООН (или другого международного контингента) и международных гуманитарных организаций. Возможно создание специальной временной администрации ООН или специально созданной международной администрации вне ООН. Цель всего этого - обеспечить безопасность жителей оккупированных территорий, соблюдение их прав и законных интересов.

• Украина обязуется не препятствовать выходу с территории Украины всех желающих жителей оккупированных территорий, кроме подозреваемых в совершении тех или иных преступлений, в том числе военных преступлений.

• Украина обязуется не преследовать жителей оккупированных территорий за сотрудничество с российскими администрациями (коллаборационизм). Это обязательство не касается тех жителей оккупированных территорий, которые именно в сотрудничестве с российскими администрациями, благодаря этому сотрудничеству, совершили те или иные уголовные преступления (коррупция, мошенничество, злоупотребление должностным положением, жестокое обращение, военные преступления и т.д.).

• Россия гарантирует всем жителям оккупированных территорий, желающим переселиться в Россию предоставление гражданства, выплату существенных подъёмных, помощь в социализации и трудоустройстве.

Про санкции:

• После окончания войны западные санкции будут абсолютно несправедливы и негуманны (многие из них и сейчас-то несправедливы и негуманны по отношению к российскому населению и, прежде всего, к среднему классу, пока наиболее пострадавшему от санкций). Фактически санкции будут дублировать и удваивать репарации.

• Невозможно отдать долг Украине, имея разрушаемую санкциями, экономику. Поэтому, наиболее деструктивные для российской экономики санкции отменяются сразу же после подписания мира.

• Контрпродуктивно и опасно выплачивать репарации с неотменёнными санкциями, обрекая собственное население на прозябание. Это чревато серьёзной социальной и политической напряжённостью и продолжающимся оттоком активного населения из России. Для международного сообщества это чревато новой волной российского реваншизма и продолжающимся миграционным давлением на европейские страны.

• Урегулирование ситуации с персональными санкциями всецело зависит от того какое правительство будет заниматься мирным договором: всё ещё путинское, лояльное путинизму или какой-то вариант демократического. Демократическому правительству (после пересмотра на свежую послевоенную голову состава фигурантов, попавших под санкции) естественно было бы не добиваться отмены санкций в отношении путинского окружения, но в отношении олигархов, бизнесменов, проявивших лояльность к новому демократическому правительству, необходимо было добиваться отмены персональных санкций.

IV.

В эпоху После Путина Россия вряд ли войдёт побеждённой на поле боя, с правом победителя участвовать в её внутренних делах.

Попросту говоря: с высокой долей вероятности Россия войну против Украины вчистую не проиграет, то есть не будет капитуляции, оккупации и т.п. Наиболее вероятным представляется вариант какого-то временного или долгосрочного замирения, с той или иной неудовлетворённостью обеих сторон (корейский вариант), с теми или иными вооружёнными обострениями (израильско-палестинский вариант). Из этого ОЧЕНЬ МНОГОЕ вытекает для ситуации в самой России и для России:

1. Построить в России демократию под эгидой победившей международной демократии не получится. Для сохранения нашего психического здоровья надо даже в подсознании перестать надеяться на приход к власти в России на штыках «хороших оккупационных войск». Заграница нам не поможет. Придёт ли в Россию свобода и демократия теперь всецело зависит только от нас самих – разнообразных российских демократов, либералов, либеральных демократов, социал-демократов, империал-демократов, либертарианцев, правых и левых дем-популистов, сторонников демократии меньшинств и сторонников демократии большинства, парламентской и президентской республики, федерации и конфедерации, любителей и противников всяческих «отмен», российских либеральных патриотов России и российских либеральных патриотов Украины и т.д., и т.п.

2. Независимо от того, как именно прекратит своё существование путинский режим, и кто окажется у власти после него, – ни у кого не получится изменять Россию, не учитывая интересы и настроения опытной, боеспособной, современной, не побеждённой на поле боя армии. Это означает, что российская либеральная демократия должна иметь развёрнутую, убедительную, ответственную, максимально публичную и патриотическую, если хотите, программу намерений в отношении Российской Армии. Помимо прочего, это означает осторожные, социально и политически выверенные намерения в отношении наказания российских военных преступников. Речь ни в коем случае не об отказе от таких намерений, а о персональном, точечном, доказательном к ним подходе, в строгом соответствии с трактовкой военного преступления в современном международном праве (то есть даже боевое участие в несправедливой Путинской войне, но без совершения военных преступлений само по себе не может признаваться военным преступлением). Не совершившие военных преступлений участники Путинской войны, а таких подавляющее большинство в любых современных войнах должны чувствовать себя спокойно и защищённо, не ожидая поголовных демократических репрессий. Не совершавшие военных преступлений участники боевых действий, ветераны и особенно инвалиды, будучи гражданами России и избирателями, должны чувствовать заботу демократического государства. Кроме того, действующую, боеспособную армию обязательно нужно будет чем-то занять, за вычетом агрессивных войн. Какие-то варианты есть, но все они не банальны. И вообще, опытная, боеспособная, современная армия – это не только и не столько политическая угроза, сколько политическое и общественное достояние, независимо от правящего режима. Достоянием этим просто нужно уметь пользоваться.

3. В непобеждённой стране с незавершённой войной армия, население и элиты не поддержат серьёзной демилитаризации и денуклеаризации. Компенсировать эти меры может только по-настоящему и принципиально миролюбивая политика. Лично я и вовсе считаю демилитаризацию и денуклеаризацию опасной для послепутинской России. Сильная боеспособная армия позволит строить новую свободную жизнь, ни на кого не оглядываясь (если у демократических политиков хватит ума не заиграться в демилитаризацию, не разрушить армию, не сделать её своим врагом). Сильная боеспособная армия позволит не оглядываться не только и не столько на Запад, но прежде всего – на исламских и китайских новейших империалистов, а также на грядущие климатические конфликты, которые на небывалую высоту поднимут ценность территорий с определённым набором климатических и географических качеств, коими, как обычно, Россия окажется богата. А ядерное оружие, к сожалению, остаётся значимым инструментом сдерживания, тем более для страны с таким количеством недоброжелателей, какой будет послепутинская демократическая Россия, с незавершённой, хоть никому уже и не нужной, войной.

4. В непобеждённой России участие в восстановлении Украины не может быть полномасштабным, на уровне классических репараций и контрибуций. Для меня очевидно, что большинство политических сил послепутинской России и, тем более, армия и население не поддержат правительство, чья помощь Украине приведёт к существенному снижению уровня жизни в России, которая после продолжительной войны и так может оказаться не в самом лучшем состоянии, – сегодняшние благополучные тренды, вызванные финансовым пузырём милитаризации, не могут длиться бесконечно. Да что «снижение уровня жизни»…, сама угроза этого снижения или провоцируемые ожидания его могут стать причиной серьёзного общественного недовольства. Это победители-оккупанты могут с ноги подавлять подобного рода недовольства, а для «демократического правительства народного доверия» такая верность моральным и международным обязательствам самоубийственна. Но и совсем уклониться от восстановления Украины тоже будет нельзя. Гуманитарная и демократическая солидарность с народом Украины в наших сердцах тоже чего-то стоит, да и западные санкции, и антироссийскую политику в целом, после замирения просто так никто отменять не собирается. Выработать безопасную для себя меру участия в восстановлении Украины будет самой трудной и рисковой миссией любого послевоенного правительства, а демократического – в особенности. Послевоенный торг «отмена санкций в обмен на восстановление Украины» будет долгим, занудным и мучительным для всех сторон.

5. Путинская война, не закончившаяся однозначной победой Украины (а так оно, скорее всего, и будет) на долгие годы, если не на десятилетия, превратит Украину в главного международного врага России, независимо от того, кто будет в России у власти. Возможно, даже сложится и своего рода «непримиримый союз» в составе Украины и стран Балтии. А поскольку международное влияние Украины как лидера мирового антипутинского сопротивления ещё долгое время будет весьма существенным – существенным будет и наносимый ею ущерб, особенно в деле максимально возможного продления антироссийских санкций. Винить в этом Украину бесполезно и неправильно, но учитывать этот фактор будет необходимо. Путин уже совершил главную ошибку в своей жизни, недооценив способность Украины к сопротивлению, поэтому послепутинским правительствам не следует идти по его пути. Оскорблённая молодая нация – серьёзная сила. Любое российское послепутинское правительство, а демократическое тем более, попадёт между молотом и наковальней. С одной стороны – Украина, поддерживаемая Западом и полная решимости выбить из России все возможные и в максимальном объёме компенсации. С другой стороны – элиты и население России, солидарно сопротивляющиеся этому.

Я бы не стал рассчитывать на послевоенное общенациональное признание вины за войну и покаяние в России. При демократическом правительстве формально всё это будет, но отдать Украине Крым не сможет никакое российское правительство, даже если очень захочет. А о социальных и политических ограничениях в деле компенсации Украине нанесённого Путинской войной ущерба я уже писал выше. Одним словом, серьёзная, как минимум, дипломатическая конфронтация между Россией и Украиной гарантирована на многие годы, в том числе и с демократическим правительством. И никакие официальные торжественные извинения не смогут существенно снизить эту конфронтацию. Доверие украинского государства и украинцев к России подорвано если не навсегда, то на исторически значимый период времени.

Усугубляет ситуацию и важный для Украины экзистенциальный фактор. Путинская война действительно серьёзно взбодрила процесс формирования украинской нации или даже окончательно сформировала её. В постсоветское время формированию украинской нации препятствовали, как минимум, три обстоятельства. Первое обстоятельство: русский язык как второй, а для многих украинцев – и как первый разговорный язык, подспудно ориентирующий украинцев на Россию через потребление более высокой и разнообразной русской культуры. Второе обстоятельство: этнические русские, проживающие на востоке Украины в очень значительном количестве, не позволявшем к ним относиться как к классическому меньшинству. Восточно-украинские русскоязычные граждане фиксировали своим существованием этнический раскол Украины, фактически ограничивающий её государственный суверенитет. Ситуацию усугубляло и значительное совпадение линии этнического раскола с линией социально-экономического разделения Украины на условно сельскую и условно промышленную. Третье обстоятельство: советская культурно-историческая общность обоих народов (общая советская судьба, сформировавшая очень близкие социокультурные типы).

Путинская война, породив в Украине естественным образом массовую русофобию, породила и соответствующие государственные и гражданские практики, которые наложились на социальные, демографические, политические и экономические последствия аннексии Россией части восточных регионов Украины. В результате все три фактора, препятствующие формированию украинской нации, были существенно ослаблены, а то и вовсе сняты. Погрузившись в Путинскую войну, Украина вынырнула на её поверхность единой и неделимой нацией, сплочённой общей идеологией, – русофобией и всеобщим гражданским порывом сопротивления агрессору. Даже сегодняшняя усталость украинцев от войны не поколеблет этой их однажды установившейся политико-этнической общности. Пока украинцы противостоят России – они едины. Это своего рода государствообразующий миф современной Украины. Дружелюбие демократического, антипутинского, антивоенного российского правительства не сможет противостоять этому мифу, но, безусловно, сможет на уровне реалполитик несколько улучшить отношения наших государств.

После Путинской войны украинцы расслабятся и активно, с душой пойдут навстречу только тому российскому правительству, которое открыто и решительно возьмёт курс на дезинтеграцию – распад/развал/раскол России в её сегодняшних границах. Украинцы экзистенциально, ментально и психологически привязаны к русофобии – это их национальная идея, имеют право, и ничего с этим не поделать, как минимум, на одно-два поколения вперёд.

6. В стране, не побеждённой на поле боя, МЕЖДУНАРОДНЫЙ трибунал над военными преступниками сомнителен, если не невозможен. Даже если это страна-агрессор, как Россия. Просто потому, что никакая страна, не потерпевшая поражения на поле боя, сохранившая свой суверенитет и государственность, добровольно не пойдёт на такое национальное унижение – только недобровольно. Любому послепутинскому правительству, имея на руках не проигранную войну, сносную экономику и функционирующее государство, будет очень трудно убедить элиты и население признать полномочия Международного трибунала, не рискуя при этом потерять власть в стране, даже имея своего президента и большинство в парламенте. Поэтому российским демократам нужно готовиться не только к РОССИЙСКОМУ национальному трибуналу над Владимиром Путиным и его ближайшим окружением, но и к РОССИЙСКОМУ национальному трибуналу над военными преступниками, который естественным образом уже не будет посягать на российский суверенитет и российское национальное достоинство.

Учреждение и проведение таких трибуналов тоже будет сверхтрудной задачей, поэтому окончательное решение конечно же будет лежать на тех наших товарищах, которые смогут занять соответствующие позиции в России после Путина. Сегодня же важной должна быть сама решимость создать такие трибуналы и донести до страны их принципы и критерии. Эти принципы должны быть гуманными и не разрушительными для государства, экономики, национального мира и согласия. Виновные в создании диктатуры и в военных преступлениях должны быть сурово наказаны, но трибуналы не должны ввергнуть всех российских граждан в атмосферу страха и неуверенности в своей собственной судьбе. Поэтому Трибунал над путинской диктатурой должен быть трибуналом именно над Владимиром Путиным, его БЛИЖАЙШИМ ОКРУЖЕНИЕМ и ЛЮДЬМИ, СВЕРШИВШИМИ ТЕ ИЛИ ИНЫЕ УГОЛОВНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ В ИНТЕРЕСАХ ДИКТАТУРЫ, а не над всеми российскими чиновниками, депутатами, судьями, правоохранителями, военными, служившими при Путине. А Трибунал над военными преступниками должен быть трибуналом именно над военными преступниками, а не над всеми участниками Путинской войны.

Для людей, активно сотрудничавших с диктатурой Владимира Путина, есть другой институт воздаяния – люстрации (запрет на занимание тех или иных должностей и ведение той или иной деятельности), но и они не могут быть массовыми и не должны подорвать само существование в России «сословий» чиновников, правоохранителей и военных. Высокопрофессиональные чиновники, правоохранители и военные – общественное достояние, независимо от правящего режима. Поэтому люстрации должны быть персональными, вина каждого должна доказываться индивидуально, а не определяться занимаемой должностью или принадлежностью к той или иной профессии или виду государственной службы. Вот как этот принцип изложен, например, в Резолюция Парламентской Ассамблеи Совета Европы № 7568 от 3 июня 1996 года «Меры по устранению наследия бывших коммунистических тоталитарных систем»: «Никто не должен подвергаться люстрации исключительно за принадлежность к какой-либо организации или за деятельность в пользу какой-либо организации, которые являлись законными в период существования этой организации или осуществления этой деятельности… вина, будучи индивидуальной, а не коллективной, должна быть доказана в индивидуальном порядке». Кроме того, я считаю, что люстрации в большинстве случаев должны быть срочными (ограниченными по сроку до 3, 5, 10 лет), и только в крайних случаях бессрочными, пожизненными. Каждый человек имеет право на второй шанс и должен иметь возможность для раскаяния и искупления.

Я бы предложил такой базовый принцип воздаяния путинскому режиму:

АНТИПУТИНСКИЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕПРЕССИИ НЕ МОГУТ БЫТЬ МАСШТАБНЕЕ ПУТИНСКИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕПРЕССИЙ (политические репрессии – это лишение свободы и/или собственности по политическим мотивам, люстрации к политическим репрессиям не относятся).

Упрощая: в результате демократических политических репрессий число путинистов, приговорённых к тюремному заключению, не должно превышать числа политических заключённых при Путине. Иначе зачем всё это. Светлые не могут быть злее тёмных, иначе в тёмных же и превратятся, что уже не раз было в истории. Достаточно вспомнить порождённый многими революциями террор, который по числу жертв во много раз превосходил социальную смертность (смертность по социальным и политическим причинам) при свергнутых режимах. Кто-то должен прекратить эту порочную практику сил прогресса. Такой принцип я считаю не только политически справедливым, но и политически целесообразным, ибо для торжества свободы и демократии гражданский мир и согласие в эпоху После Путина важнее всего.

По данным «ОВД-Инфо», с 2012 по 2023 год включительно к лишению свободы по политическим мотивам путинские суды приговорили около двух тысяч человек, и их количество продолжает расти. Понятно, что чисто количественный подход в вопросах правосудия абсурден. Поэтому этот принцип (демократические репрессии не могут быть масштабнее диктаторских репрессий) представляет собой не жёсткое количественное правило, а своего рода ориентир при определении категорий «политической вины», подпадающих под то или иное уголовное наказание.

V.

У российских либеральных демократов нет монополии на послепутинскую Россию, они не являются единственной альтернативой путинской диктатуре. В наше время само по себе падение/загнивание/умирание путинской диктатуры не ведёт автоматически к свободе и либеральной демократии, их надо будет добиваться в жёсткой конкуренции с другими претендентами на власть в России.

По-моему, очень важно отметить существенное отличие политического статуса демократических сил в позднем СССР от политического статуса либеральной демократии при позднем Путинском режиме.

В годы Перестройки становление российской демократии и либерализма происходило под эгидой самого правящего коммунистического режима в лице генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва и его обновленческого коммунистического окружения. Демократическая революция 1991 была бы невозможна, если бы массовые низовые демократы не признали своим лидером прогрессивного коммунистического функционера Бориса Ельцина. То есть новая демократическая Россия вызрела в недрах старого коммунистического режима, а новоиспечённые демократы и либералы пришли к власти в коалиции с обновленческим крылом Коммунистической партии, причём, скорее, в роли младшего, чем равного партнёра. Последнее было обусловлено не столько происками коммунистических функционеров (они были серьёзно деморализованы в основной своей массе), сколько неготовностью бывшего советского большинства видеть во власти уж совсем новых людей. Одним словом, демократия и либерализм были единственной альтернативой социализму и советской власти, но, благодаря союзу советских либерал-демократов с прогрессивными коммунистами. Более того, многие, если не большинство публичных советских демократов и либералов, были бывшими коммунистами, в том числе и потому, что в позднем Советском Союзе (при Михаиле Горбачёве) за демократические и либеральные взгляды и их пропаганду не репрессировали, даже коммунистов.

Совсем иной политический статус российской либеральной демократии при путинской диктатуре – она третируема, маргинализована властями, вытеснена за границу, загнана в подполье. Если какая-то новая политическая сила и вызревает в недрах путинской диктатуры, так это «людоеды». То есть к моменту открытия «окна возможностей» у российской либеральной демократии не будет того карт-бланша, который был у советских демократов. И это не страшно. Просто к будущей безжалостной конкуренции за послепутинскую власть нужно готовиться.

Российское общество намного сложнее советского. Несравнимо сложнее и разнообразнее и его политическая матрица, несмотря на годы диктатуры.

В этот раз демократы/либералы/западники будут оспаривать власть не только у правящего режима. Свои права на управление страной заявят и разнообразные, привычные и соблазнительные для российского большинства «путинисты без Путина»; и националисты во многих своих обличиях; и популистские движения «нового ресентимента», недовольные ходом или результатами Путинской войны, которые в любом хаосе будут собирать толпы под мифологию «похабного мира» и «удара ножом в спину»; и проснувшиеся к политике российские олигархи наверняка предложат стране собственные солидные и ресурсоёмкие политические проекты по украинским и белорусским олигархическим образцам; возможно, и вдохновлённые окном возможностей, что-то стоящее, наконец, родят и российские левые. И это мы ещё не знаем, какие формы политической активности изобретут «народные патриоты» и «народные людоеды».

Протискиваясь в «окно возможностей», весь этот аморфный и полумаргинальный политический конгломерат за считанные месяцы самым естественным образом и под суровым присмотром больших олигархических денег кристаллизуется в несколько серьёзных конкурентноспособных политических проектов.

Одним словом, власть не упадёт в руки демократов/либералов/западников, как это ненадолго случилось в том же 1991 году. За власть с самого первого раскрепощающего момента нужно будет биться и в социальных сетях, и на избирательных участках, и, возможно, на улицах. И биться не только с отжившим свой век режимом, но и с молодыми политическими волками, с жаждущими победы и власти левыми и правыми популистами, с лёгкостью укореняющимися в теле нации. Мы даже представить себе не можем, сколько больших новых людей вынесет на российский простор грядущее окно возможностей, каким бы оно ни было. А, возможно, и не одно.

Поэтому шансов на то, что «сразу после Путина» российская либеральная демократия с наскоку завоюет парламентское большинство или как-то иначе единовластно въедет в Кремль, пусть даже в составе максимально широкой демократической коалиции, по-моему, немного.

Однако шансы либеральной демократии вписаться во власть После Путина существенно возрастают в коалиции с какими-то более или менее приемлемыми и влиятельными на тот момент нелиберальными силами, например, с умеренными националистами, какими-то левыми или неопутинистами. Но даже гипотетический расчёт на такую коалицию предполагает очень серьёзные изменения в наших умонастроениях, в проектировании и стилистике нашей публичной политики. Одной из предпосылок такой коалиции может быть согласие её потенциальных участников на ЧЕСТНУЮ ДЕМОКРАТИЮ как главный и общий для всех вход в Россию после Путина.

VI.

Идеологемы «демократии», «либерализма», «прав человека» и т.п. утратили в России (и не только в России) свою мобилизующую силу: сами по себе они никого никуда и ни к чему не зовут.

«Демократия», «права человека», «гражданское общество» в хаосе 90-х и в политическом словоблудии раннего путинского режима утратили в российском большинстве свою первоначальную позитивную коннотацию, были социально обезврежены в бюрократических практиках и превратились в пропагандистские симулякры – риторические формы без содержания.

В 90-е людям сказали, что они живут при демократии, с правами человека и в гражданском обществе, но жили они плохо. В 2000-е, несмотря на стремительное развитие «структур гражданского общества», пространство свобод, прав и возможностей гражданского влияния постепенно сокращалось, но люди при этом жили значительно лучше, чем в 90-е, благодаря раскрывшей свои объятия нефтегазовой ренте. В результате в подсознании многих россиян свобода и демократия разошлись с безопасностью и благополучием.

Слова «либерал» и «либерализм» и вовсе превратились в ярлыки чего-то чуждого, антинародного, иностранно-враждебного («либерасты» и т.п.). Произошло это, с одной стороны, усилиями путинской пропаганды, а, с другой стороны, в результате всё большего отрыва самих либералов от путинского режима (что естественно), а с ним (что странно) и от поддерживающего его народа. Вспоминая немецкую пословицу: вместе с путинским режимом российские либералы выплеснули и народ (Народ вообще никогда ни в чём не виноват, ибо, в отличие от власти и элит, народ не субъектен, – он как погода, как любая стихия. При этом народ действительно обладает суверенитетом, но являет себя этот суверенитет именно как стихия, лишённая единого волевого начала, – как массовое стихийное согласие или как массовый стихийный саботаж, от которых зависит очень многое в обществе, как от погоды в природе).

Возвращаясь в Россию, российской либеральной демократии как идее и как проекту контрпродуктивно делать в риторике ставку на привычную, набившую в народе оскомину либерально-демократическую лексику. Нужны свежие в ареоле современности и простоты синонимы, метафоры, раскрывающие самую суть привычных идеологем простые слова.

Не надо забывать, что права человека – это МОРАЛЬНО-правовые нормы, призванные защищать ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ДОСТОИНСТВО личности от ПРОИЗВОЛА, НЕУВАЖЕНИЯ, БЕЗРАЗЛИЧИЯ власти (публичной власти: государственной и общественной). Права человека – это публичная всеобщая защита человека от УНИЖЕНИЙ, причиняемых теми, у кого больше силы.

Свобода – это прежде всего пафос и этос ОСВОЖДЕНИЯ (всякому есть от чего освобождаться). Свобода – это личное переживание потребности в САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ и НЕЗАВИСИМОСТИ. Борьба за свободу – это борьба с ухудшающими жизнь ОГРАНИЧЕНИЯМИ. Свобода – это отсутствие неприемлемых ограничений волеизъявления. Стремление к свободе – это действия по преодолению неприемлемых ограничений волеизъявления.

Демократия – это одна из возможностей для простого человека ВЛИЯТЬ НА ВЛАСТЬ для своей ПОЛЬЗЫ. Демократия, помимо прочего, – это гражданское/народное влияние на власть и разрешённое законом гражданское/народное СОПРОТИВЛЕНИЕ ПЛОХИМ РЕШЕНИЯМ ВЛАСТИ. Демократия – это способ заставить власть УВАЖАТЬ ИНТЕРЕСЫ простых людей/регионов/молодёжи/стариков/сельских жителей и т.д. По-моему, уже не надо говорить о «народовластии», мне кажется, что уже мало кто способен обманываться этим словом. Суть демократии для простого человека не в его участии во власти, а В ЕГО ПРАВЕ ВЛИЯТЬ НА ВЛАСТЬ так, как ему это УДОБНО, и тогда, когда ему этого ЗАХОЧЕТСЯ.

И так далее...

В либерально-демократической пропаганде идеологические абстракции должны повсеместно замещаться конкретными намерениями. Добиваясь власти, большевики в массовой пропаганде не предлагали тогдашним простолюдинам «строить социализм» и «добиваться общественной собственности на средства производства». Они предлагали: «мир – народам, землю – крестьянам, фабрики – рабочим». Правда, последнее послание, в отличие от двух других, было вопиющей утопией, но и оно было также невероятно конкретным и понятным по смыслу («будем хозяевами фабрик – будем сами устанавливать себе зарплату и продолжительность рабочего дня» – так наивно это понимали тогдашние рабочие). Это я не о пользе обмана в пропаганде, а о политической силе простых и понятных намерений.

Одним словом, хватит всуе на публике бесконечно твердить «демократия», «свобода», «права человека» и т.п., тем самым подтверждая свою связь с неудачными для простого человека 90-ми и либеральную слабость к «пустым абстракциям». Говорить надо о том, что конкретно мы предлагаем людям, имея в виду их реальные интересы, а не наши ценности (наши ценности ведут нас, а не всё человечество, в лучшем случае, оно может быть благополучателем эффектов от реализации наших ценностей). При этом, несмотря на свою абстрактность и заезженность, сегодня эти термины, безусловно, сохраняют свою важность для нашего внутреннего квалифицированного общения как символы и маркеры «либерально-демократической веры» и как базовые идеологические категории (но не научные).

То же самое касается нашего неистребимого желания «покончить с властью Путина» – это уже штамп, общее место, всеми ожидаемый от нас повод для экзальтации и в общем-то всё та же абстракция. Уже давно пора перейти на следующую ступень – что конкретно даст людям отсутствие Путина в Кремле, кроме всё тех же «свободы» и «демократии». При этом надо иметь в виду, что, например, такие сверхважные для нас вещи, связанные с уходом Путина, как «прекращение войны» и «свобода политзаключённым» сегодня имеют минимальный мобилизационным потенциалом в «большом народе». Возможно, пока.

17 августа 2024 года                                                  Игорь Аверкиев